Летом 1906 года население Веденского округа вышло из повиновения своим старшинам. Последние бросились с жалобами к начальнику Веденского округа подполковнику Галаеву. Старшины говорили, что в селениях нет порядка, жители не исполняют их приказов, не являются на вызовы в суд, не выполняют повинностей и не платят уже несколько лет подряд жалованья.
Волнения охватили и другие округа, населенные чеченцами и ингушами. Население Урус-Мартана, Старого Юрта, Бердыкеля, Исти-Су и Шали летом 1906 года обратились с письмом к наместнику Кавказа. В нем они потребовали самостоятельного выбора старшин с тем, чтобы жалованье им платила казна, а не крестьяне. Ремонт помещений аульского правления, содержание писаря, переводчика, сторожа и многое другое требует больших денежных средств, «которые мы должны извлекать из хозяйства своего, отнимая деньги эти от жен и детей наших». Писарями присылают людей «с потерянной репутацией, – жаловались крестьяне, – лишенные прав по суду». Писари занимаются поборами и взятками, выдают фальшивые удостоверения на ворованный скот. Кроме того, крестьяне жаловались, что с них уже 7 лет берут страховые деньги на случай пожара, но когда сгорает чье-либо строение, никто этих денег погорельцу не выплачивает.
Больше всех упорствовали в своем нежелании сотрудничать с властями крестьяне Веденского округа. Начальник округа Галаев, несколько раз пытался организовать в аулах сельский сход, но население игнорировало его приказы и не являлось на собрания. «Жители, – писал он, – не пожелали меня видеть, показывая этим, что не признают меня за начальника».
25 июня 1906 года в Грозном, на площади у Пушкинского училища, состоялся рабочий митинг. В числе делегатов прибыли и представители некоторых сел Чечни. Начальник округа вывел на площадь казаков и две роты Дагестанского конно-иррегулярного полка. Цель была ясна – устроить расправу над митингующими. Однако дагестанцы отказались стрелять в рабочих, и пообещали «даже, может, защитить от казачьего нападения». Рабочие и крестьяне-чеченцы, вооружившись подручными средствами, набросились на казаков и начали их избивать. Дошло до того, что казачьим конникам пришлось удирать от чем попало вооруженной толпы. Дагестанцы же «не шевелились, чтобы подать помощь сдавленным со всех сторон казакам».
В октябре 1906 года стихийные выступления чеченских крестьян вспыхивают в разных концах области. Восстает селение Макажой, жители которого забросали камнями отряд начальника 5-го участка Владиславского, спешившего усмирить население. Через несколько дней, в селении Шарой, ночью кто-то выстрелил в закрытое ставнями окно дома, где жил Владиславский и тяжело его ранил. Перепуганный не на шутку, он навсегда покинул Веденский округ.
Для подавления волнений в Веденский округ были направлены батальон пехоты, две сотни казаков и горная артиллерия. Бунты во многих селениях были задавлены. Непокорными по-прежнему оставались аулы Макажой, Нижалой, Нихалой и Хой. 18 декабря артиллерия карателей накрыла эти селения своим огнем; часть жителей бежала, часть была арестована и выслана в Сибирь.
Недовольство своей администрацией проявили жители Урус-Мартана. В феврале 1907 года они обратились к наместнику Кавказа с требованием убрать своих представителей власти и заменить их достойными людьми: начальник участка «для нас недоступен, – писали они, – да и вообще его деятельностью мы недовольны, так как она по существу крайне вредна». Требовали крестьяне и замены русских писарей на грамотных чеченцев, а также просили, чтобы конвой начальника округа составляли чеченские всадники, «нам легче было бы ориентироваться при явке в учреждение к начальнику, так как нас казаки толкают в шею». Не пропустили крестьяне и вопроса о взяточничестве: «Зло это взяточничество, существование которого несомненно уже из того, что самые порочные люди наши у начальства на первом счету и лучшие люди». «Жалобы на начальника, – писалось далее, – всегда отзываются на нас самым пагубным образом… При теперешнем начальстве нам живется очень и очень плохо и горько, чем когда-нибудь в течение полвека».
Доведенные на своей собственной земле до нищеты и разорения, чеченцы, в то же время видели, с каким достатком живут казачьи станицы, расположенные на землях, отобранных у горцев. И эта несправедливость вызывала в чеченцах законное чувство мести, иногда вырывающееся наружу в виде крайней жестокости. Так, например, в августе 1907 года, обозленные своим бесправием, жители селения Верхний Наур обрушивают свой гнев на экономию Мазаева, где учиняют настоящую резню. Мазаевы заслужили эту вспышку народной ярости не потому, что им «посчастливилось» родиться русскими, а потому, что они своими махинациями с местным начальством практически закрыли чеченским стадам путь за Терек.
В 1907 году Зелимхан бросает вызов начальнику Веденского округа Галаеву. Он пишет ему письмо, в котором предлагает Галаеву поймать его любыми способами – «полицией, подкупом, отравлением, чем только он хочет».
Весной, в самый час пик вечернего движения по главным улицам Грозного Зелимхан тихо и спокойно ограбил ювелирный магазин, который помещался в самом центре города, рядом с квартирой начальника округа и его управлением, где дежурил целый пост милиции, и всего в 400 шагах от казармы сотни казачьего полка.
При удачном набеге на богачей Зелимхан раздавал деньги и скот крестьянской бедноте и семьям чеченцев, сосланных в Сибирь. «Хозяйства как сосланных, так и заключенных совершенно разорились, – писал абрек, – жены и дети их живут подаянием добрых людей, да тем, что я иногда уделяю им из своего добра после удачного набега».
Вообще, среди чеченцев абреки пользовались особым уважением. Любая чеченская семья считала своим долгом оказать им всяческую помощь и поддержку, даже если ей это грозило серьезным наказанием. Чеченский абрек вообще отличался от абрека у осетин или, скажем, у грузин. Если у соседей институт абреков появился под влиянием классовой борьбы, то в среде вайнахских народов, лишенных классовых сословий, это явление было, по большей части, результатом национально-освободительного движения. И, соответственно, не имело тех внутринациональных очагов подавления, которые могли быть организованы господствующим классом. Иными словами, в Чечне для уничтожения абречества русским властям мало было на кого положиться. Более того, отношение населения к абрекам, когда каждый из них чувствовал на себе заботу и поддержку, давало почву для роста и развития этого движения.
Не взирая на все карательные меры царской администрации, на все ее экзекуции и погромы, чеченцы не видели в абреках причины своего бедственного положения. Абреки же, в свою очередь, старались всячески компенсировать понесенный мирным населением урон, выделяя ему часть своей добычи. Такой порядок вещей был заведен еще в древнейшую эпоху, в период военных походов на равнину, когда вайнахи были отрезаны кочевниками от плодородных плоскостных земель и основным средством к существованию у них оставался набег – быстрое распределение материальных благ.
Царские агенты также подтверждали, что большинство абреков не обогащается, а раздает все деньги беднякам. Даже родственникам Зелимхана ничего не доставалось из добычи.
Говоря о Зелимхане, хочется подчеркнуть и его политические взгляды. Это немаловажный вопрос, поскольку характеризует всю его деятельность, имевшую яркую направленность и отрицавшую хаотичность действий абрека. В своей идеологии Зелимхан был сторонником той части национальной интеллигенции и буржуазии, которая стояла на позиции национально-освободительного движения. Идеалами абрека были герои прошедшей Кавказской войны. В сумке Зелимхана, случайно потерянной им, кроме прочих вещей были найдены почтовые открытки с изображениями имама Шамиля, Хаджи-Мурата и чеченских наибов. Огромное влияние на Зелимхана имел Муса Курумов, представитель новой чеченской элиты, придерживавшейся сепаратистских взглядов. Начальник Грозненского округа сообщал в область, что когда Зелимхан хотел взять в плен проживающую в Грозном семью ротмистра Донагуева, то его план был «отклонен интеллигентом из туземцев, имеющим громадное влияние на Зелимхана». Своим приближенным и всем горцам, с которыми абрек встречался, он часто говорил о скоро прибытии из Дагестана «большого шейха, который будет воевать против гяуров».
Обеспокоенные развитием абреческого движения, царские власти пустили в ход все средства для поимки и уничтожения абреков. Подкупы, повальные экзекуции, облавы и военные походы в горы стали обыденным явлением в Чечне. Начальство реагировало на любое донесение о местонахождении абреков.
Летом 1907 года волнения вновь охватили Веденский округ. Начальство дало населению семидневный срок, чтобы водворить в округе порядок, на что крестьяне ответили: «никаких сроков не нужно, так как они ни под какими угрозами не подчинятся требованиям». В наказание за неповиновение, во всех крупных населенных пунктах были поставлены войска, а на дорогах усилены посты и пикеты. Начальник округа Галаев «сразу выслал из Веденского округа 500 человек якобы за воровство, которые вернулись в качестве абреков и наводнили весь Веденский район…».
В декабре 1907 года жители Шаами-Юрта начали самовольную порубку леса, переданного царскими властями станице Ассиновской. Причем подобные самочинные рубки казенных и частновладельческих лесов в Чечне были не редкостью – населению хронически не хватало строительного и топливного дерева. Тогда в декабре 1907 года на жителей Шаами-Юрта наложили штраф в размере 2811 руб., причем срок уплаты поставлен был заведомо нереальный – 3 месяца.